Своими соображениями о том, какие уроки должна извлечь система высшего образования России из кризиса, вызванного пандемией, делится в авторской колонке директор Центра экономики непрерывного образования Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС, доктор экономических наук Татьяна Клячко.
3-я волна «образовательной революции»: мобильность под вопросом
Недавно, выступая на Российском экономическом конгрессе, я говорила об осмыслении уроков, которые мы получили в дни кризиса, связанного с распространением коронавируса.
Уходит в прошлое период мощной миграции иностранных студентов в мире, которая стала развиваться с 90-х годов прошлого века и интенсивно росла до 2020 года. Понятное дело, что этот процесс был насильственно прерван пандемией. К чему это привело?
До сих пор системы высшего образования развитых стран работали на то, чтобы лучший человеческий капитал, более мобильный, образованный, стремился приехать в их университеты. Что касается иностранных студентов, то они ехали учиться в ведущие мировые университеты, чтобы получить там образование и затем закрепиться на рынке труда развитых стран. Таким образом, развитые страны старались привлекать талантливых и/или богатых выпускников школ развивающихся государств, а те стремились в университеты развитых стран, чтобы после окончания учебы остаться в этих странах работать. Если же выпускники университетов – иностранцы не закреплялись в странах обучения, то, возвратившись на родину, обретали определенные преимущества в своих карьерных устремлениях. Они окончили лучшие вузы планеты, и это ощущение избранности требовало предоставления им избранных рабочих мест уже у себя на родине.
Многие университеты развитых стран, причем высокорейтинговые, начали затачивать себя под прием иностранных студентов. Скажем, в 2019 году в Оксфорде, который занимает 1-е место в Шанхайском рейтинге вузов, 40% студентов были иностранцами. Одновременно 40% иностранных студентов в общей численности студентов Оксфорда подтверждали его высокое положение в мировой табели о рангах. Опять же университеты, которые занимали высокие места в рейтингах, имели, как правило, на различных программах обучения от 25% до примерно 40 – 45% зарубежных студентов. А есть университеты, где эти доли еще больше. И вдруг эти университеты лишились иностранного контингента.
Бедные беднеют. Но и богатые в кризис не богатеют
Совершенно непонятно, вернутся иностранные студенты под своды известных университетов или нет. Всё зависит от того, сколько времени продлится пандемия, и как власти разных стран будут реагировать на допуск абитуриентов из-за рубежа на свои территории. Собственно, вдруг выяснилось, что ведущие, престижнейшие университеты развитых стран оказались очень финансово уязвимы, потому что потерять 40% студентов – значит лишиться значительной части своего дохода. Возникает вопрос: кто эти средства будет возмещать? Местное население? Тогда нужно поднимать плату за обучение для своих студентов в тех странах, где обучение платное. К слову, для иностранцев оно практически в большинстве стран платное, кроме стран Северной Европы. Допустим, что мы будем поднимать плату за обучение для своих студентов для того, чтобы возместить финансовые потери, которые понесли. Но «свои» не готовы платить больше. Экономический кризис подкосил финансовые возможности многих семей, в том числе, в развитых странах.
Дальше новый вопрос – что прикажете делать университетам? Они выйдут на рынок заимствований и будут брать кредит? В развитых странах они сейчас обращаются за помощью к государству. Пытаются частные деньги заместить государственными. И это очень интересно. Когда мы говорим, что нам в России нужны дополнительные бюджетные средства в систему высшего образования, то оказываемся не одиноки. А в каком-то смысле тоже входим в пул стран и университетов, которые выяснили, что уязвимы, потому что привлекают большое число платных студентов. Если потоки «платников» сокращаются, то перед вузом встают очень тяжелые проблемы, про которые он не знает, как из них выходить, кроме как обращаясь за помощью к государству.
Модель экономии на масштабе, привлечения все большего числа студентов, привела к финансовой неустойчивости, в том числе флагманов высшей школы, когда условия резко поменялись. Как я всегда говорю, с плохих вузов нечего взять. Им как было плохо, так и осталось. А у сильных университетов была все-таки иная ситуация. Но тут вдруг оказалось, что на общем фоне крайне уязвимы именно они.
Везде? Распространяется ли эта тенденция и на нас?
Распространяется, но не в полной мере. У нас, столкнувшись с появлением дистанта, многие абитуриенты из регионов стали поступать в ведущие вузы, поняв, что если удаленка будет продолжаться, то лучше всё-таки учиться именно в сильных университетах. Потому что тогда есть гарантия получения хоть какого-то образования. А если остаешься у себя в регионе, где вузы вынужденно переходят фактически на заочку (не потому, что плохие, а потому, что нет средств, нет оборудования, нет нужных специалистов), то можешь вообще остаться без сколько-нибудь серьезного образования.
Поэтому наши ведущие вузы получили прирост платных студентов. Они справедливо рассудили: если уж тратить деньги, то на что-то более или менее серьезное. Тем более, что в этом году не произошло повышения платы за обучение. А сейчас еще и разговор идет о ее снижении.
Классические стратегии развития перестали работать
Дистант, таким образом, подводит университеты к пересмотру финансовых моделей, по которым они жили до него. Вслед за этим, полагаю, будет пересмотрена и вся финансовая политика в этой сфере.
Привлечение иностранных студентов было вызвано двумя моментами. Первый: во многих странах они платили больше, чем собственные студенты. Второй: для эффективного функционирования очень многих крупных университетов своих студентов стало не хватать.
Стареющая нация, молодежи все меньше, а молодежи, способной учиться на трудных программах, и того меньше... Соответственно, приток талантливых иностранных студентов до сих пор компенсировал эту нехватку. Если теперь их не будет, то возникает вопрос – чем заместить? Уже не финансово, а физически. А из него вытекает дилемма. Либо мы понижаем планки для того, чтобы всё-таки те, которые учатся в не очень хороших университетах, шли в престижные университеты, под известные бренды... Стоп. Но ведь они шли в не очень хорошие университеты, потому что те менее дорогие. Поэтому приток в ведущие университеты более слабых студентов невозможен, кроме единственного варианта, при котором эти вузы для не очень платежеспособной молодежи начнут снижать плату за обучение. Предположим, что это случилось. Но тогда кто компенсирует университету потери? И мы возвращаемся к пункту один: «За чей счет все это будет сделано?»...
Либо (вторая сторона этой дилеммы) мы получим две системы высшего образования: государственную и негосударственную. Как, например, в США. Там есть государственная система вузов – университеты, которые находятся в ведении штата. И есть негосударственные или университеты-корпорации, с огромными объемами финансовых средств. Это и Гарвард, и Стэнфорд, и многие другие престижнейшие университеты… Но оказалось, что они-то в наибольшей степени и пострадали от кризиса. Им-то и нужна внешняя помощь в первую очередь.
Третий момент, с которым столкнулись эти университеты, что и показали выборы президента Соединенных Штатов. Система образовательного кредита, которая продолжала развиваться все эти годы в одной из самых стабильных экономик мира, привела к огромным задолженностям. Их общая сумма превысила 1 трлн долларов. Соответственно, студенты еще и до пандемии требовали снижения платы за обучение, ее отмены, списания долгов по образовательным кредитам. А уж что будет теперь, и вовсе непредсказуемо.
Означает сказанное вот что. В системе высшего образования, как и в здравоохранении, старые – до пандемийные – модели перестали работать. Или, по крайней мере, показали свои слабые места.
А все мы между тем (независимо от нашего гражданства, стран проживания и пр.) хотим вернуться назад. Вернемся? Не получится. Как я бы это сформулировала? Возвращение к нормальной жизни не будет возвращением к прежней жизни. Почему-то нормальной видится нам только жизнь, какой она была до весны 2020 года. Сейчас это стремление к прошлому закрывает нам глаза. Мы отметаем от себя выявленные уязвимости, занимаемся самовнушением. «Пандемия пройдет, мы начнем жить по-старому, студенты вернутся...» Но они-то тоже вынесли какой-то опыт из всего того, что испытали… Летом 2020 года не собирался возвращаться в свой зарубежный университет 1 иностранный студент из 10, сейчас уже 4 из 10.
Кто пострадал и что делать
Больше всего пострадали в период вынужденной самоизоляции англосаксонские системы высшего образования. Это системы США, Великобритании и Австралии, которые были лидерами по привлечению иностранных студентов. Поэтому их модель деятельности, их стратегии развития должны быть основательно переосмыслены. Оказалось, что они работают в одних условиях и абсолютно не работают в других.
Что еще более важно: все участники этого образовательного процесса сделают свою собственную рефлексию того, что произошло, и их рефлексия будет разной. Государство отрефлексирует ситуацию в одном ключе, общество в другом, университеты в третьем, студенты в четвертом, родители студентов – в пятом. «Ты хотел учиться в Штатах, но тебе пришлось сделать обратный путь. Давай-ка ты теперь будешь учиться в лучшем университете нашей страны, никуда ты больше не поедешь...».
Но выводы могут быть и другими. Как бы то ни было, оптимальные модели с точки зрения прежних условий оказываются не только не оптимальными, но и довольно уязвимыми, когда ситуация резко меняется.
Еще одно наблюдение, которое кажется достаточно важным. Опросы студентов выявили очень интересную вещь. Речь о работающих студентах. Как они пострадали в пандемию?
Там, где работа быстро перешла на удаленку, работающие студенты в Москве, в Санкт-Петербурге ее сохранили. Там, где фирмы не смогли перейти на удаленку, студенты либо потеряли работу, либо должны были заняться не очень привлекательной для них деятельностью: стать курьерами, операторами на телефоне и т. п.
Студенты, сохранившие прежнюю работу, отметили, что учиться в дистанте теперь им значительно более комфортно, потому что они совмещают удаленную работу с дистанционным обучением. Они выиграли во времени, получили возможность им эффективно распоряжаться. Раньше они должны были уходить с работы для того, чтобы учиться, а теперь ничто не мешает им учиться, когда они работают.
Выявилась группа студентов, которые готовы продолжать и работать удаленно, и учиться дистанционно. Другие подчеркивают, что им нужен личный контакт с преподавателями и другими студентами. А кому-то даже больше нравится общаться дистанционно. Переходя на психологический язык, я бы сказала так: интровертам дистант оказался вполне комфортен, экстравертам в нём не очень удобно.
Но после пандемии, когда будем выстраивать новый светлый мир, должны учитывать, что есть две эти группы, и по-разному обустраивать для них обучение. Если хотим извлечь урок из пандемии, то вот один из них. Смутная мысль. Но непринятие ее во внимание может дорого всем нам обойтись.
Что же дальше? Мы увидим падение крупнейших центров высшего образования?
Скорее всего, не увидим, ведь у них достаточно надежная подушка безопасности. Эндаумент-фонд Гарварда составлял до пандемии более $37 млрд долл. Теперь, скорее всего, еще вырос, так как фондовые рынки росли. Думаю, Гарвард или Стэнфорд устоят. Но будут вынуждены пересматривать свои и финансовые модели, и стратегии развития. Думаю, что мы получим совершенно другие образцы того, как будет развиваться система высшего образования, потому что если гора не идет к Магомеду, то Магомед идёт к горе. Если иностранные студенты не смогут приехать, значит, эти университеты сядут, подумают и придумают те схемы, которые позволят им этих студентов заполучить, но на новых условиях. Скоро мы все это увидим. Предполагаю, что огромное развитие получат трансграничные/транснациональные университетские сети.